Визиты в социально-педагогический центр для меня всегда трогательны и волнительны. Почему? Именно там, как нигде больше, ощущаешь, насколько сильна бывает любовь и ненависть детей к тем, кто их породил. Увы, эти дети — заложники образа жизни своих родителей. У каждого из юных обитателей приюта своя судьба. У всех — печальная, но, случается иногда, — со счастливым концом.

Наша справка

За пятилетие работы социально-педагогического центра здесь побывало 214 детей из социально-опасных семей. Восемьдесят процентов из них вернулись в биологические семьи, оставшиеся двадцать попали в школы-интернаты, приемные и опекунские семьи. В 2009 году здесь нашли приют 46 детей, 35 ребятишек выбыло, из которых 20 — в биологические семьи, двое — в школы-интернаты, пятеро — под опеку, восемь —в приемные семьи. Какие пути приводили ребятишек в социально-педагогический центр? Двадцать пять были отобраны согласно Декрету №18, трое — по решению исполкома, тринадцать — по заявлению самих детей и их родителей, пятеро — по актам райотдела внутренних дел.

На этот раз в приют меня привело радостное событие. Шестеро из четырнадцати ребятишек должны были вернуться домой. Трое в одну опомнившуюся семью, трое –- в другую. На подходе к социально-педагогическому центру увидела приятную картину. Знакомая мне уже по заседанию комиссии по делам несовершеннолетних мама из Хисцецкого Бора. Возле нее, соскучившись, как воробышки, прыгали дети и чем-то угощались из маминой сумки. Сердцу любо. Одновременно больно –- как редко такое случается с детьми, которым их же родители повесили «ярлык неблагополучия». И пусть бы на этом все плохое закончилось.

Захожу в приют и интересуюсь у директора Василия Лесько:

— Смотрю, одних детей уже забрали?

— Вот только вышли, такси, видно, ожидают, — пояснил Василий Адамович.

— Видите, как повернула их жизнь, и на такси деньги нашли…

— Куда уж… Бабушка, скорее, дала.

Думалось мне вслух: родительница-то исправилась, задумалась, опомнилась. И что отрадно, вовремя, не дав детям возможности стать сиротами при живой матери. Хотя у работников приюта в подобных ситуациях присутствует некий скептицизм. Надолго ли?

— Вы бы видели, какой эта мать приезжала сразу! — перебивает мои мысли Василий Адамович.— Мало что в ней женщину напоминало. Это сейчас изменилась, после кодировки.

Что творилось в семье, где трое детей жили с матерью и ее сожителем, рассказать страшно. Да и по этическим причинам и в интересах этих же детей, умолчу. Может, все в их жизнях теперь сложится наилучшим образом, и вспоминать о былом не будет нужды. По крайней мере, мама их уверяла: убережет детей от несчастий и, главное, от неблагополучия.

***

Мама Александры, Маши и Насти, казалось, не спешила забирать детей из приюта. Может, не приедет? Может, из радости былое вспомнила, отпраздновала положительное решение комиссии о возвращении детей в семью (кстати, они были отобраны по Декрету №18). Работники приюта, повидавшие всего за пятилетие существования этого учреждения, ожидали всякого, потому и прокручивали в голове различные вопросы. Старшая Настя же то и дело бегала в кабинет к директору: «Василий Адамович, я наберу маме». Не скроешь тут: ждали дети свою маму. Но что эти пару часов по сравнению с тремя месяцами, проведенными в приюте…

Попали они сюда «из-за маминого алкоголя», из детских слов (признаюсь, всегда как-то вздрагиваю, когда дети расставляют акценты во взрослой жизни родителей).

— Жили мы хорошо, — слушала я старшую девочку. — Кушать у нас хватало. Мама пельмени делала, пироги пекла. И одежду нам всегда покупала. Бабушка из деревни мясо передавала. Ну и что, если она пила?

У работников же приюта свой взгляд на историю этой семьи, в которой воспитывалось пятеро детей. Старшая Аня (она сейчас уже учится в училище) зачастую вместо мамы с раннего утра работала на ферме, а после шла в школу. Маша, Настя и Александра хлопотали по домашнему хозяйству, приглядывали за двухлетним Ванечкой (его забрали в Гомельский дом ребенка).

— Чего только не насмотрелись дети в этой семье! –- брались за голову в приюте. –- Они давно были у нас на контроле. Неоднократно предупреждали Ольгу Александровну, чем для нее может закончиться ее образ жизни. Она не принимала сказаное всерьез. А когда мы приняли действенные меры, она одумалась. Уже на следующий день приехала в приют, а после регулярно стала навещать Анастасию, Марию и Александру. Ванечке же часто звонила.

Своими чувствами поделилась и мама Ольга Александровна. Стала выпивать, когда горе в семье произошло. Два года назад умер ее отец. Через десять месяцев –- мать. Это и подтолкнуло к рюмке. «Казалось, это может случиться с кем угодно, только не со мной, — откровенничала Ольга Александровна. — А когда приходила в дом, осиротевший от отсутствия детишек, сердце разрывалось на части. Не хотелось туда идти. Потому чаще стала задерживаться на работе, искала общения, чтобы печаль и одиночество не бередили душу. Да и детей было жалко. Я ведь сама узнала, как тяжело жить без матери. Но я-то взрослая…».

Сожитель женщины, с которой у них трое общих детей, тоже был тронут случившимся. На следующий день сказал ей: мол, давай закодируемся. Так, объединенные общей бедой и целью они начали исправляться.

— Сегодня же поеду за Ванечкой, — уверенно добавила Ольга Александровна, –- я ведь ребятишек для себя рожала, а не для государства, и хочу сама их растить… Радость у меня на душе сквозь слезы, что дом теперь наконец снова оживится.

Честно скажу, эта семья для меня стала в каком-то роде особенной. Я видела, как несколько лукавят из непомерной любви к родителям дети и как счастлива женщина, обретшая материнство. Это дорогого стоит. Обычно другое мировоззрение у детей, повидавших приютские стены, другая шкала измерений детства и материнства (для этих девочек мама –- это весь огромный мир, и нет в нем ничего дороже его).

Дай Бог, чтобы все у них и в дальнейшем, несмотря на жизненные невзгоды, сохранилось: стремление матери сохранить детство для Маши, Саши, Вани, Насти, Ани и безграничная детская верность тому, кто их породил.

***

У Димы из Турова и Сережи из Белева, с которыми я познакомилась, пока ожидала приезда опомнившейся матери девочек, другой взгляд на материнство. То, что родная мама может быть хорошей, ласковой и любящей, они вряд ли когда-нибудь уже узнают. Говорят, Димкина мама прямо заявила: он мне не нужен! Мол, в приюте или в семье, в которую он попадет, ему все дадут, от одежды до воспитания. Сам Димка смотрит на все с долей недетской мудрости. Если он не нужен своей маме, то разве на этом свет закончится? Конечно же, нет.

— Меня к себе часто забирала тетя Галя, — не скрывал мальчуган. — Она теперь хочет совсем меня к себе забрать. У нее уже есть сын, Сережа, мы с ним дружим…

— А как же мама? — ненавязчиво интересуюсь у своего симпатичного собеседника с модной стрижкой на голове (в приют недавно парикмахер приходила, она-то и сделала из Димки стильного парнягу).

— Мама пьет…

— А какая она, твоя мама?

— Молодая, — призадумавшись, ответил Димка.

— Обижала тебя?

— Нет, никогда не обижала. Когда не пила, голубцы, картошку готовила, торты пекла…

— А с кем она пила? — задаю Димке нетактичный вопрос.

— Дядьки приходили…

— Вот бы дала тебе мамка, если б увидела, что ты подглядывал, — встрял в наш разговор Сережа.

Только это я и услышала от Сережи. Он в себе все держит, говорит воспитательница. Только, бывает, перед сном разоткровенничается. Младший братик Сережи сейчас живет с дядей. В адрес своей матери хороших слов ребенок не находит. И домой не хочет. Это худшее для него наказание –- вернуться в отчий дом. Здесь, в чужих стенах и с чужими людьми куда лучше. Горе-мать мальчиков пару раз за все время приезжала. С синяками. Сыновей так и не застала. Видно, другое желание пересилило…

С. СЕВОСТЬЯНОВА.

P.S.Когда материал готовился к печати, автор связался с социально-педагогическим центром, чтобы узнать, не произошли ли подвижки в судьбах Димки и Сережи. Изменения есть, правда, не очень радостные. Димкина «молодая» мать снова заявила, что сына из приюта забирать не намерена . И для пущей убедительности написала заявление с просьбой лишить ее родительских прав в отношении несовершеннолетнего сына. У Сережиной мамы тоже пока чувства материнства не пробудились. Она продолжает вести прежний образ жизни. Но сотрудники приюта намерены с ней еще поработать: вдруг опомниться женщина?..