12 — 14 апреля по инициативе Посольства Беларуси в Россий­ской Федерации состоялся первый блог-тур в Беларусь представителей блогер­ского сообщества Москвы и России.

В тур были включены девять популярных блогеров кириллического сегмента “Живого Журнала”. Они побывали в пострадавших от чернобыльской катастрофы районах Гомельщины: Ветковском, Хойникском, Жлобин­ском, в Полесском государ­ственном радиационно-экологическом заповеднике, на ряде предприятий.

Обо всем увиденном и услышанном рассказали интернет-сообществу. Общее количество просмотров постов блогеров только в “ЖЖ” превысило 510 тысяч и продолжает расти. Гомельщина, пострадавшая в результате катастрофы на Чернобыльской АЭС, живет полной жизнью — такова главная мысль российских блогеров. Предлагаем несколько фрагментов из их записей (орфография авторов сохранена).

Хойникский район.
Раненая земля
Наталья Шпер:
“Основная цель нашей поездки по пострадавшим от аварии на ЧАЭС районам Белоруссии — посмотреть на то, как справляется страна с этой проблемой, как живут пострадавшие земли и города. А зацепило эти края неслабо. В Белоруссии загрязнению цезием-137 подверглось 23% территории страны и 20% сельскохозяйственных земель, 25% лесного фонда. На загрязненной территории проживало 2,2 млн человек, находилось более 3600 населенных пунктов, в 479 из них больше никто не живет.
Ну а мы с вами сейчас поедем по территории Полесского государственного радиационно-экологического заповедника. Заповедник создан в 1988 году, на прилегающей к ЧАЭС самой загрязненной территории. Научная часть заповедника находится в отселенном населенном пункте Бабчин.

…Собственно основную опасность представляет собой не гамма-фон, который тут если и есть, а местами он отличается от природного фона, то незначительный. По крайней мере, он незначителен при небольших длительностях пребывания. Наши 3-4 часа — вообще не в счет. Основная неприятность — вдохнуть или съесть что-нибудь этакое, излучающее, что будет лежать внутри организма и долбить его гамма-, бета- или альфа-частицами.
На территории заповедника находится 92 отселенные деревни. До аварии тут жило 22 тысячи человек. В течение последних 10 лет на эту территорию, по крайней мере, официально не въехало ни одного человека. Но в 13 отдельно контролируемых населенных пунктах проживают 64 человека — те, кто наотрез отказался уезжать. Как рассказали нам егеря, в их домах есть электричество, им привозят продукты питания.
Научная деятельность в заповеднике ведется по разным направлениям. В том числе выявляются культуры, которые меньше накапливают радионуклиды, несмотря на то, что произрастают на зараженной земле. Например, кукуруза практически не накапливает радиоактивные элементы. Также выявляются типы древесины, которые менее склонны к накоплению, и изучается зависимость между почвами, степенью увлажнения, набором древесных пород и накоплением радиоактивных элементов. Надпись на школьной доске не оставляет равнодушным.
Исследования прошлых пяти лет показали, что основное количество цезия-137 и стронция-90 аккумулировано в лесной подстилке и в верхних пятисантиметровых слоях минеральной части почвы. Не всякое дерево тащит из земли эти элементы, поэтому на некоторых частях заповедника разрешена заготовка древесины, для ограниченного списка хозяйственных нужд.
Как нам рассказали егеря, к ним сейчас много приезжает японцев. И очень интересуются наработками по использованию в хозяйстве загрязненных радионуклидами земель. И им есть чему поучиться у товарищей по несчастью — сельское хозяйство ведется на площади почти 1000 гектаров загрязненных земель. На территории заповедника есть ферма, тут разводят коров и свиней, чтобы понять, что попадает в мясо и молоко в условиях постоянного накопления малых доз радиации. А еще тут разводят лошадей.
В отсутствие антропогенного фактора в заповеднике расплодилось самое разное зверье, и чувствует себя вольготно. Когда-то подаренные 10 зубров превратились в стадо на 116 голов (по другим данным до 140). Много волков, видели даже медведя. Большое поголовье болотных черепах. Было много кабанов, но их в прошлом году что-то подкосило, как думают егеря — вирус. Теперь они прогнозируют резкое сокращение численности енотовидной собаки, да-да, тут живет популяция тануки. По словам егерей, они будут первые, на кого переключатся голодные хищники. Всего в заповеднике работают 750 человек. На станции в Масанах гораздо меньше, тут только ученые.
Белоруссия очень многому научилась за эти годы. Ей непросто далась эта наука, но ей есть чем гордиться и чем поделиться с другими странами. Хочется пожелать этой чудесной, гостеприимной и красивой стране процветания и здо­ровья населению. И никогда никаких аварий! Впрочем, это нам всем актуально”.
Тимур Салихов:
“Нет такого человека, кто не слышал о катастрофе, случившейся 30 лет назад 26 апреля 1986 года. Но что знают не ученые, а обычные люди о влиянии радиации спустя много лет? Ответ на этот вопрос я получил, находясь в 30-километровой зоне отчуждения и пообщавшись с представителями управления на территории Гомельской области в Беларуси.
Ущерб, нанесенный республике в расчете на 30-летний период ее преодоления, оценивается в 235 млрд долларов США, что равно 32 бюджетам страны 1985 года. Примерно треть страны была испорчена. Для сравнения, Украина пострадала на 7%. Одним из наиболее опасных факторов, кроме радиации, оказался стресс. Многие люди не могли поверить или смириться с тем, что родные края покидают НАВСЕГДА.
За последние годы в сельское хозяй­ство вернули 11% земель. Научились очищать не только землю, но и продукты научились выращивать на не совсем чистой территории. При этом следует заметить, что нормы контроля качества продукции в Беларуси значительно выше норм европейских государств”.
Тимофей Васильев:
“Полесье — территория на юге Республики Беларусь, наиболее сильно пострадавшая от выброса радиации… Шишкин, рисуя Полесье (он еще не знал, что там взорвется реактор), изображал пейзажи удивительной красоты. Заливные луга, которые чередуются с крутыми холмами и опушками дубовых и еловых лесов, откуда вот-вот выйдут навстречу герои русских сказок.
Залитый солнцем пейзаж, в который чернобыльская катастрофа внесла свои коррективы. Свинцовое небо простирается над безжизненной равниной, средь редких зарослей молодых, еще по-весеннему безжизненных деревьев проглядывают обветшавшие остовы брошенных навсегда домов и построек.
На самом краю заповедника находится мертвая деревня Масаны. Сейчас в ней организована станция радиологического наблюдения, где несут вахту команды научных сотрудников. Рядом с деревней — один из радиоактивных могильников. Всего по зоне их раскидано довольно много, но конкретно в этом — лопасти и двигатели вертолетов, принимавших участие в тушении горящего реактора ЧАЭС.
В местной заброшенной школе, куда мы заезжаем, повсюду на стенах надписи ее бывших учеников, вернувшихся сюда многие годы спустя после катастрофы. “Второго Чернобыля не будет” пишет кто-то из них”.
Евгения Кулиш:
“Представьте себе сельскую школу…
Обычную сельскую школу. Она не похожа на столичных монстров, с тремя этажами, спортзалом, бассейном, где одних первых классов 6 штук по 25 человек.
Сельская школа — совсем маленькая. С небольшими комнатками — классами, рассчитанными всего лишь на несколько парт. Все очень маленькое и тесное… Точнее не тесное… уютное.
Сегодня — 30 лет со дня трагедии в Чернобыле. И эта школа стала для меня олицетворением того, что произошло когда-то там, недалеко от Чернобыльской АЭС. Всего в 12 примерно километрах.
Покрытая пылью, разворошенная ветрами, но хранящая следы той жизни, что была здесь когда-то… Чей-то диктант, написанный на четверку. Детские поделки… Экзаменационные билеты… Диафильмы и пластинки… И гербарии… Гербариев почему-то было очень много.
Перебирая эти грязные, выцветшие и потрепанные листы, ты перебираешь мгновения чьей-то жизни… мгновения 30-летней давности. Кто-то переживал за оценку, когда писал этот диктант, кто-то старался сделать красивую поделку, чтобы подарить ее маме. Кто-то старался красиво разложить гербарий.
А еще здесь исписаны почти все стены… и доски. Имена и фамилии тех, кто учился здесь, когда произошла трагедия. Раз в год (на Радоницу) жители отселенных деревень могут приехать сюда, предъявить паспорт и посетить свой дом. Они же приходят и в школу, туда, где был их второй дом. Такой маленький и такой уютный.
Здание школы специально для этого обработано местными службами по дез­активации. Поэтому собственно, нас сюда и пустили. Здесь безопасно. “НЕТ. Второго Чернобыля не будет”, — гласит одна надпись. Наверное, это одно из самых сильных впечатлений из поездки.
Я видела много забросов. И многие поражали своим масштабом или же торопливостью, с которой их покинули люди. Здесь ничего такого не было. Просто школа, просто покосившийся дом и заросший сад. Упавший на землю скворечник и выбитые окна.
Но здесь было что-то такое, чего не было не в одном из забросов, которые я видела ранее. Здесь была жизнь. Здесь были люди, которые помнят, знают, и возвращаются сюда. И эта та самая жизнь, о которой я вещала на телекамеру. Жизнь, которую не удалось сломить одной из самых страшных трагедий человечества. Жизнь, которая смогла выстоять, смогла сопротивляться и смогла отстоять свое право на то, чтобы быть!
“НЕТ. Второго Чернобыля не будет”. Когда мы придумывали название для выставки по итогам этого пресс-тура, другой вариант даже не обсуждался. Второго Чернобыля не будет…
Так хочется в это верить…”
Подготовила Александра СТРЕЛЬНИКОВА.
(Продолжение следует).